Вавочка вышла замуж, когда уже сидеть на шее у родителей стало непозволительной роскошью. Нет, никто ее не гнал из родительского дома, даже не намекал… впрочем, старая тетка (мамина сестра) Аглая иногда вскользь, глядя исподлобья, произносила едва слышно, мол, «засидишься в девках, всех хороших мужиков –то и растащут». Вава только улыбалась в ответ.

 Этого она боялась меньше всего. Считала, что надо не мужиков «искать», а надежного человека, чтобы, значит, «как за каменной стеной жить». Она все оглядывалась по сторонам, в поисках мужа, но не видела для себя подходящего человека, пока не встретила Толика. Он жил в соседнем доме, ходил на работу строго в определенные часы, а при виде Вавы, морщил чуть нос и потягивал в себя воздух, словно собирался прыгать в воду.

Настоящее имя Вавы - Ира, но в детстве она папу и маму называла, вытягивая трубочкой губы «ва-ва-ва…» С того времени так и повелось в семье Мишиных называть Ирочку Вавочкой. Внешне Вавочка больше была похожа на отца в молодости. Круглое лицо, упрямый взгляд чуть прищуренных глаз, едва припухлые губы… Она, как и отец, привычно в разговоре откидывала голову. Фигурой же пошла в мать. Вся прямая, как столбик.

Институт, где Вавочка работала секретаршей, был в двух шагах от их дома. И Ваву это устраивало. Работать в школе после окончания пединститута у нее желания не было. А тут отнеси - принеси, подай, пригласи...Ее вообще многое устраивало в жизни. До сих пор. Вава только думала, что так будет всегда. И, когда однажды Толик все – таки решился с ней поздороваться, а потом пригласил в кино, позже на каток, Вава благосклонно согласилась, будто она была английской королевой.

Когда спустя год после их знакомства с Толиком все родственники гуляли на свадьбе молодых, Вава почувствовав руку молодого супруга на своей коленке, залилась краской и отдернула новое белое платье так, что оно затрещало под мышками.

Он и первую брачную ночь «пропустил», заснув сразу после свадьбы на большой кровати молодых, которую охраняла свекровь. Она только разводила руками, глотая воздух как рыба на берегу и шептала: «Как же… И не легли вместе. Вавушка, как же это?» А Вава лежала в комнате отца на его скрипучем диване и смотрела в давно не беленный потолок и улыбалась.

Подруга Вавы Тая, хитрая и изворотливая девица, досужая до сплетен, тут же прошептала тетке Аглае: «Вот и отыскали «каменную стену». Где жена, и где муж? Теперь все станут болтать, до института дойдет. А там Вавке покоя не дадут…» Тетка Аглая, поджимая узкие губы, цедила сквозь них: «Ну, хватит болтать невесть что… Сама не скажешь, никто не скажет… Уморился парень.» «Да, как уморился, - трещала неуемная Тая, вставая на цыпочки, чтобы заглянуть в глаза высокой тетки - умориться в первую брачную ночь! Смеетесь?» «Да, ты сама еще до той ночи не росла, - отвечала с ленцой в голосе тетка, - все по чужим постелям прыгаешь. А наша Вава с первым…»

… Семейные дни Вавы и Толика не бежали, а текли, как по стеклу стекаются унылые осенние капли дождя. Молодые теперь жили отдельно, в новой квартире, но в том же доме, где и родители Вавы, даже на той же площадке знакомого с детства третьего этажа…

По вечерам они ходили гулять в сквер, смотрели телевизор или принимали гостей. Гости, как правило, все были друзьями Толика. Среди его гостей было много молодых женщин. Они с нескрываемым любопытством поначалу осматривали Ваву, потом их обстановку, и только потом шумно начинали рассаживаться за стол. Вава ни на кого впечатления не производила. И Ваве было скучно. Она страшно уставала от этих разговоров.

Потом они вместе мыли посуду, а потом Толик засыпал на диване в большой комнате, похрапывая, подперев по – детски щеку ладонью. Вава обходила комнату, вставала у зеркала и, скорчив рожицы, начинала копировать голоса ушедших гостей – Ах, Ириш, какая у вас квартира! Браво, ребята, вы для нас просто находка! Будет теперь, где остановиться! – Толян, что же ты от нас такую жену прячешь, - говорил гнусавым голосом друг Толика Ираклий, - красотка! «Р» он не выговаривал, и у него получалось – «КЛасотка!»

Вава, вдоволь покривлявшись, запирала дверь и уходила чаевничать к родителям, где ее уже ждали. И тетка, и мать, и отец сидели на кухне в ожидании пирога с капустой, который Аглая умела печь превосходно. «Ну, что? – во все глаза смотрели родители на дочь, желая что –то отыскать в ее выражении лица, - как погуляли?» Вава, отдернув кофточку, которая она не успела переодеть после гостевого приема, пожимала узкими плечиками, прихлебывая сладкий чай. «Как? Не томи! – злилась мать, - все Толик хороводит? А я думаю, что пора отвадить гостей от дома. Час ночи, а они все сидят».

Вава мысленно соглашалась с матерью, но уж больно неловко становилось ей, оттого, что ее совсем не тянуло к Толику. Вроде хорошо зарабатывает, не пьяница, за бабами не «гоняется», все норовить ей угодить, подарки всякие дарит, а вот… тепла от него никакого. Вроде как на даче сидишь зимой и с тоски помираешь от холода, пока отец камин не разожжет.

Но родителей расстраивать не хотелось. Да и не уверена Вава ни в чем не была. Может, все так живут. Может, так и надо. Может, и любовь, она не сразу приходит, не в один день. Может, ее еще ждать надо…

… Тайка явно не утерпела и что –то брякнула своим ядовидым языком в институте, где работала вместе с Вавой. Вава это сразу поняла. На нее как –то странно стали поглядывать, вопросы задавали дурацкие и хихикали, едва она выходила из кабинета. Но Вава была папиной закалки. Ее с одного, и со второго захода не возьмешь. Упрямая. Ходила себе сама на уме, выпятив вперед растущий животик.

Подружка только подмигивала ей то одним, то вторым глазом, будто говорила, мол, я «тут ни при чем…» А Вава и разбираться не с кем не собиралась. Она молча ходила в поликлинику, сдавала анализы, гладила свой живот, прислушиваясь к новой маленькой жизни, что росла в ней. Даже, когда Толик пытался дотронуться до ее животика, Вава отдергивала его руку, словно пыталась оградить себя от посторонних.

… Родила она ровно через девять месяцев, как по заказу. Родилась девочка. Она была маленькой, крепкой, с ровными ножками и ручками. И совсем беленькой. И глаза у Танюши( так назвали дочь) были ясными, будто она уже все понимала и слышала. Ваве казалось, что она грудь берет осознанно, не тыкаясь, как несмышленый кутенок. В душе у Вавы было хорошо и светло. И Толик сразу отошел на второй план. Работа потеряла всякий смысл.

Друзья мужа у них не появлялись, а Тайка, переступая их порог, говорила только шепотом и все смотрела на Танюшку восхищенными глазами, приговаривая: «Какая же ты счастливая, Вавка!» Вава кивала согласно головой. А чего скрывать. Конечно, счастливая. Радость Вавы разделяли тетка, мать и отец. Они гуляли с девочкой, учили ее говорить, стоять, пели ей песенки и читали книжки. И Ваву это тоже радовало.

Толик теперь с работы возвращался поздно, сам грел себе ужин, гремел посудой, потом уходил курить на лестничную клетку. Возвращался он в комнату, будто провинившейся школьник и садился в ногах Вавы, которая что –то вязала малышке. Толик ждал, что Вава проведет рукой по его волосам, как это она делала раньше, но Вава только перебирала спицами и вздыхала тихонько.

Тогда Толик сам прижимался щекой к гладкой руке жены и сидел так, пока Вава не говорила: «Толик, спать пора». И он чувствовал себя не опорой семьи, не «каменной стеной», а маленьким мальчиком, которого мама отправляла в свою комнату, чтобы не мешал.

Вава понимала, что что –то в их семье не так идет, не по правильному, но ничего поделать с собой не могла.

... Танюшка заболела невзначай. Еще с вечера была веселая и резвая, а к утру стала вялой, температура поднялась. Вызвали врача. Но врач что -то говорил, потом писал рецепты, не прекращая говорить: "Тише мамаша, у девочки зубки режутся..." Но Вава не верила врачу и только ходила по комнате, закрывая дочку теплым одеяльцем. Через день Танюшка стала плохо дышать. Почти не пила, есть отказалась. Лежала без слез и только медленно сглатывала слюнки.

Толик, видя страдания дочери и жены, приказал Ваве одеться и одеть дочь. Вава растерянно смотрела на Толика. "Как, что...Куда?" "В больницу! - крикнул Толик, - видишь, как дышит ребенок!" Вава подчинилась Толику, только успела подбежать к телефону и позвонила отцу, сказав на ходу: "Мы с Таней и Толиком в больнице. Пока, не знаю, где... Позвоню".

Врач, что осматривал Танюшку в больнице, был высокий, с голубыми и ясными, как у ребенка глазами, с крупными кистями рук. Вава все бормотала одни и те же слова, уже который раз, и про то, что Танюшка была здоровой, как поднялась у нее температура, как она стала вялой... Толик стоял за дверью, иногда приоткрывая дверь в палату. "Да, - наконец произнес врач, опустив вдоль тела свои большие руки, - Я боялся, что у нее порок сердца. Нет, нет... тут все не так. Подстыла она. Подхватила где -то инфекцию. Будем лечить".

Вава тихо спросила врача, прижимая ладони к красным от волнения щекам: "Доктор, это страшно..." "Будем смотреть. Анализы сейчас возьмем. Ничего сказать пока не могу. Хорошо, что вовремя привезли".

Когда врач вышел, в палату тихо вошел Толик, боясь потревожить только что уснувшую дочь. Вава кинулась ему на грудь и заплакала, давясь слезами. "Ну, ну, - провел рукой по волосам жены Толик, - молчи, молчи... Не разбуди Танюшку. Все образуется". Вава кивала головой, чувствуя слабость в ногах. "Ты иди, а я побуду здесь, - сказала Вава, заглядывая в глаза Толику, - иди, иди..." Но Толик не ответил. Он держал жену за руку и несильно сжимал ее.

"А ведь он любит меня, - подумала вдруг Вава, - и вовсе он не дурак. Он - стена".  

Автор Ольга