Английское и французское для меня невозможно отделить друг от друга. От отца у меня любовь к языкам.
От матери — тяга в области кулинарии, ну и мысли, как воспитывать детей. Мама воспринимала семью как единый организм, включающий в себя все поколения.
Я всегда писала что-то. В детстве и подростковом возрасте я начала копировать писателей, которыми восхищалась, затем постепенно я начала находить свой стиль. Это заняло какое-то время…
В любой культуре приготовление пищи так или иначе ассоциируется с семейными традициями. И я стараюсь в своих книгах будить эти ассоциации. В «Шоколаде» попыталась исследовать связь между едой и любовью. В «Ежевичном вине» — связала еду и ностальгию. А в «Пяти четвертинках апельсина» кулинария касается различных негативных аспектов, лишений.
Когда я сочиняла свой «Шоколад», о еде писали немногие. Среди британских писателей тогда распространилась мода на минимализм, они старались употреблять меньше прилагательных и вообще всё, что можно сводить к минимуму. И тут выходит «Шоколад», книга, сладкая во всех отношениях, и критики умудрились не вспомнить, что «гастромантика» – лишь возвращение к истокам, от которых британская литература отошла.
Шоколад, да и любые сладости, – это то, что отзывается в нас детством. Это сильнейший ностальгический магнит... Попасть на шоколадную фабрику – мечта каждого мальчишки. Точно так же и сказки, в которых торжествует добро, возвращают нас в те времена и места, где все заканчивается хорошо.
Мне кажется, что люди читают книги для того, чтобы им разрешили сделать то, что им очень хочется или очень нужно сделать. Ко мне все время подходят женщины и говорят: «Я прочла вашу книгу и поняла, что могу уйти от мужа». А совсем недавно я переписывалась с одной женщиной-инвалидом, которой очень понравилась моя новая книга «Рунические знаки», и она написала, что устроила бизнес со своим знакомым ювелиром: теперь они торгуют по интернету руническими знаками из серебра. И у нее появился интерес к жизни. Знаете, вообще книги – в них люди видят то, что для них важно.
На моем столе ничего нет, кроме ноутбука и счастливого камня, взятого из песчаного замка, который мы когда-то построили вместе с мужем и дочерью.
Зимой (особенно в феврале) я обычно склонна к депрессиям. Весной и летом я наиболее креативна и энергична. Я пишу счастливые истории, когда светит солнце («Шоколад» я писала с марта по июль, и это видно по книге), и мрачные истории, когда погода плохая (я начала «Спи, бледная сестра» в декабре, и это также видно по книге). Кроме того, на меня сильно влияет лунный цикл. Разница в настроении и результате настолько огромна, что я теперь стараюсь планировать рабочее расписание в соответствии с лунным циклом.
Я работала учителем, но все свободное время посвящала писательству, делала это просто ради удовольствия. Как-то я закончила роман – готический триллер под названием «Семя зла» - и мне было интересно узнать, что подумают о нем другие. Поэтому я разослала его издателям, но скоро осознала, что они отклоняют рукопись, даже не прочитав ее. Я провела эксперимент, посылая рукопись, за первой страницей которой шли пустые листы, и никто этого даже не заметил.
Затем я прочитала «Настольную книгу писателя» и поняла, что мне нужен агент. Только один агент ответил мне, это был мужчина, который работал из дома и совмещал работу агента со своим бизнесом в качестве психотерапевта.
Я стараюсь писать без плана, но мне нравится чувство профессионального риска, оно позволяет мне держать все под контролем. Я всегда знаю, как должен звучать мой голос в повествовании и каковы главные цели, но я никогда не знаю наверняка, как мои герои их достигнут.
Обычно я начинаю с работы с одним или двумя героями и играю с идеями несколько месяцев, прежде чем приступить к написанию. Я часто работаю над несколькими книгами одновременно, шесть месяцев над одной, затем четыре месяца над другой, в зависимости от настроения. И я никогда не показываю никому текст, пока не закончу его или, по крайней мере, первый черновик.
Я обычно пишу по утрам, когда моя дочка в школе, и я по-прежнему люблю работать за школьной партой, которая стоит в моем доме со времен детства.
Зачем писать книги, если это мучение? Честно говоря, есть много куда более высокооплачиваемых «мучительных занятий», которыми можно заработать на жизнь. Если вы чувствительны и знаете, что отказ заденет вас, возможно, вам стоит писать только для удовольствия.
Если вы хотите опубликовать книгу, не воспринимайте писательство как терапию. Писать о своих переживаниях – верный способ написать скукотищу. Вы можете вложить свои чувства в историю, несомненно, и это может принести терапевтический эффект, но не нужно ставить это во главу угла.
Большинство моих историй имеют под собой базу; я могу придумать детали, но чувства настоящие (будь то ярость, любовь или желание отомстить), тогда герои оживают и сюжет кажется читателю жизненным.
Создание героя нельзя сравнить с написанием портрета. Это, скорее, кастинг в низкобюджетный фильм. Вы ищете подходящий типаж, зная, что исполнитель, которому вы предложите роль, может сильно отличаться от героя, которого он будет играть.
Я пишу нерегулярно, чередуя тихие периоды с веселыми взрывами активности. Я всегда застреваю на месте, когда написаны три четверти книги, и начинаю паниковать, что не смогу закончить, но обычно в течение недели или двух кризис сам себя изживает.
Я использую справочники, но чаще всего я пишу на те темы, о которых имею представление, или на которые могу поговорить со знакомыми специалистами, чтобы получить информацию «из первых рук». Я импульсивно покупаю туфли и принимаю долгие ванны. Я обожаю находиться в одиночестве. Шум меня раздражает. Я избегаю телефонов. Я люблю сидеть в глубине моего сада, слушая голоса деревьев.
Я обнаружила что не могу генерировать идеи, оставаясь взаперти дома; мне нужна постоянная смена обстановки для того, чтобы выдавать креатив. Я также должна много читать, чтобы мои окна в мир оставались открытыми.
Мои идеальные писательские условия таковы: пустой дом, чистый рабочий стол, бесконечный запас чая и бисквитов, прекрасная погода. Стоит ли говорить, что такие условия почти нереальны…